C.БАЛАСАНЯН. МУЗЫКА МАСШТАБНАЯ, ЯРКАЯ
В тот вечер, восемнадцатого января, с чувством некоторого волнения я шел в Большой зал консерватории. В программе — сочинения композиторов двух поколений: Анатолия Николаевича Александрова и Алемдара Караманова.
В первом отделении прозвучал Концерт-симфония для фортепиано с оркестром А.Н. Александрова (В. Бунин и Симфонический оркестр кинематографии, дирижер К. Кримец). Музыка эта, созданная восьмидесятипятилетним композитором, оставляет впечатление замечательной активности духа, запала, темперамента, сохраненных музыкантом на протяжении всей жизни. В. Бунин — вдумчивый, подлинно интеллигентный интерпретатор — сумел воссоздать все эти великолепные качества музыки. Вышедший затем на приветствия публики автор был подтянут, бодр, что доставило собравшимся подлинную радость. И было отрадно, что вслед за Концертом-симфонией состоялась премьера произведения, написанного в лучших традициях нашей музыки. Имею в виду драматорию Алемдара Караманова «Владимир Ильич Ленин» (по поэме В. Маяковского).
Быть может, я был одним из первых, кому в 1957 году тогдашний студент четвертого курса Караманов показывал свое новое сочинение. В ту пору почитатели его таланта просили Николая Петровича Чаплыгина, работавшего главным редактором музыкального вещания, помочь исполнению этого необычного произведения. Но его масштабность, объемность, непривычность состава (оно написано для чтеца, солистов, хора и оркестра) создавали большие трудности для исполнения. К сожалению, в те годы музыка так и не прозвучала, но память моя и теперь, спустя двадцать с лишним лет, хранит очень сильное впечатление от прослушивания Драматории в авторской интерпретации на рояле: ясно было, что перед нами яркое, самобытное дарование.
Караманов всегда много и активно работал. В пятидесятых годах в концертах звучали «Майская сюита», Первый фортепианный концерт. И в этих работах снова и снова являлся нам большой, своеобразный художник со своей четкой творческой позицией.
И вот премьера Драматории Караманова в БЗК. Она подтвердила давнее впечатление: это сочинение чрезвычайно масштабное, мощное, с широким симфоническим дыханием, с ясным тематическим началом. Поразительно: двадцатидвухлетний студент рискнул взяться за одно из самых сложных и ярких поэтических творений нашего века — и сумел найти форму и выстроить драматургию, в целом убедительно воплотившие идейный замысел, пафос замечательной поэмы Маяковского. Редко встречались студенты четвертого курса, которые обладали бы такой творческой смелостью, такой уверенностью в своих силах, такой художнической зрелостью. Создав сочинение могучего гражданского звучания, Караманов заявил о себе и как композитор-гражданин. Автор удивительно точно определил жанр произведения: драматория. Действительно, драматизм, напряженный, пульсирующий, приковывая слушателей с первых же тактов, чрезвычайно явственно выявляется в партиях чтеца, хора, солистов. И само обращение к чтению — откуда это? Вспоминаются декламационные эпизоды у Дебюсси, Онеггера, Мийо, Орфа, Пуччини. Но думается, что Караманов в то время этих образцов не знал, чтец в его Драматории (на протяжении всего произведения) — это интуитивное прозрение. И вместе с тем по нынешнему прослушиванию и анализу партитуры видно, что работа над литературным источником проведена тщательная. Это относится и к купюрам, и к некоторым перестановкам в тексте. Продуманы и выстроены диалоги чтеца с солистами, с хором (с ним он порой контрапунктирует – и очень выразительно); весьма точно и тонко соотнесены текст — с музыкальным тематизмом, чтец — с оркестром. Все это осуществлено творчески ярко и изобретательно.
Много интересного и необычного в музыке Драматории. Великолепна «Малая увертюра» в третьей части, построенная на темах революционных песен (Маяковский, кстати, тоже цитирует их в поэме); в коду неожиданно и смело включена тема «Интернационала» — в традиционном B - dur . Партитура в целом ясная, простая, мудро и экономно «решены» партии солистов, хора и оркестра. Мне в высшей степени импонирует язык автора — яркий, образный. В этом смысле Драматория следует лучшим традициям отечественной и зарубежной классики. Перед нами броский, мощного звучания плакат — развернутая музыкальная публицистика, вышедшая из-под пера, не побоюсь сказать, молодого музыкального «горлана, главаря».
Драматория задумана не только как концертное произведение, но и как театральное, зрелищное музыкальное действо, и с этой точки зрения оно должно бы было привлечь внимание телевидения, концертных организаций, исполняться на открытых площадях, при стечении широчайшей публики. Нельзя не увидеть здесь благотворное и вдохновляющее влияние опыта в области кантатно-ораториального жанра таких мастеров, как Мясковский («Киров с нами»), Прокофьев («Кантата к 20-летию Октября»), Шебалин («Ленин»), Шостакович («Песнь о лесах»).
Высоко оценивая замечательные достоинства Драматории Караманова, мы не можем не считаться с тем, что она была написана свыше двадцати лет тому назад, студентом консерватории. Думается, и сам автор, прослушав в наши дни свою музыку, легко обнаружит ее просчеты. Полагаю, что партитуре пошло бы на пользу некоторое сокращение ее. Поскольку автор в свое время позволил себе сократить поэму Маяковского, он мог бы — без ущерба для музыкальной драматургии — довести продолжительность сочинения до сорока пяти–пятидесяти минут, сделав его более компактным, доступным для слушательского восприятия. Но, разумеется, Драматория может и должна звучать и в этой редакции.
Несколько слов об исполнителях. Надо отдать должное Симфоническому оркестру кинематографии, Московскому государственному хору и солистам (П. Глубокому, Ю. Ельникову), с увлечением интерпретировавшим сложное сочинение.
Безусловно, украсило премьеру участие в ней Евгения Евтушенко в роли чтеца. Чтение его было артистично, темпераментно, очень поэтично доносил он до слушателя прекрасный стих Маяковского.
Как же прозвучала Драматория в целом? К огромному сожалению, великолепный Большой зал консерватории не располагает первоклассной аппаратурой (какая есть в лучших концертных залах мира), из-за чего не удалось полностью сбалансировать звучание оркестра, хора, чтеца, что столь важно при воссоздании такой многопластовой, крупной партитуры. Особенно это было заметно в туттийных эпизодах, где из-за технических неполадок голос чтеца попросту терялся — и вместе с ним терялся авторский замысел...
Конечно, я был рад услышать музыку Алемдара Караманова. И все же премьера Драматории навела на некоторые грустные размышления. Почему мы все — Союз композиторов, Всесоюзное бюро пропаганды, концертные организации бываем так равнодушны к незаурядным произведениям наших коллег? Как могло случиться, что такое сочинение, как драматория «Владимир Ильич Ленин», пролежало столько лет в «портфеле» автора? А ведь за годы, прошедшие со времени ее создания, композитором написано огромное число других сочинений высоких художественных достоинств, которые тоже могли бы украсить нашу концертную жизнь! <…>
«Советская музыка», 1979 № 6
|
