В.АДАМЕНКО. АЛЕМДАР КАРАМАНОВ: ШТРИХИ
К НЕСУЩЕСТВУЮЩЕМУ ПОРТРЕТУ
«Пятидесятые–шестидесятые годы, я уверен в этом, необходимо будет со временем “открывать” так же, как сейчас “открывают” двадцатые–тридцатые годы. Смыслом поисков этих лет было “взыскание Града Неведомого”, или, употребив точное выражение покойного Отара Чаргейшвили, возвращение к религиозному типу сознания (О. Чаргейшвили — композитор, принадлежавший кругу, близкому Ю. Буцко, чья жизнь трагически оборвалась в результате самоубийства). Символом такого сознания был и остается Алемдар Караманов».
...Мы беседуем с Юрием Буцко, записанные слова принадлежат ему. Так он отвечает на вопрос, кто такой Алемдар Караманов. Когда-то вместе они начинали свой творческий путь в Московской консерватории. Теперь, через много лет, называя имена композиторов этого поколения, мы вспоминаем А. Шнитке, Э. Денисова, Н. Сидельникова, Р. Леденева и других, но почти никто не знает композитора Караманова. В чем причина? Почему его музыка не исполняется, и не пора ли дать возможность общественности познакомиться с еще одним «белым пятном» на нашей музыкальной карте, тем более что композитор этот — наш живой современник? Такие вопросы мы задали некоторым известным московским музыкантам, после чего представили их беседующими не только с корреспондентом, но и друг с другом (чего в действительности не было). Заочная «беседа» неожиданно столкнула контрастные мнения.
Итак, не пора ли узнать, кто же такой Караманов?
— Конечно, давно пора, — говорит главный редактор журнала «Советская музыка» Ю.С. Корев. . — В свое время мы прилагали много усилий, чтобы о нем написать. Но у Алемдара непростой характер, а перед отъездом из Москвы в 1965 году он был достаточно травмирован отсутствием необходимого внимания к себе и к своему творчеству, неустройством: отсутствием жилья, средств к существованию, возможности работать. Уехав из Москвы, он перестал принимать кого-либо. Все же, я думаю, четыре публикации о нем в прессе за двадцать пять лет — это не так уж плохо при нынешнем дефиците информации. Отсутствие достойной пропаганды совершенно очевидно по отношению ко многим явлениям. У нас вообще исполняется невероятно мало композиторов.
Корр.: Список сочинений Караманова предоставила нам сестра композитора, Севиль Сабитовна, которая живет в Москве. Надо сказать, он оказался еще более объемистым, чем тот, что был опубликован в журнале «Музыка в СССР» № 2 за 1984 год (тогда Карамановым заинтересовался директор музыкального издательства «Х. Сикорски» Ю. Кехель, которому мы и обязаны той публикацией). Речь идет о трех фортепианных, двух скрипичных концертах, Stabat Mater, Реквиеме, двадцати четырех (!) симфониях, среди которых выделяется шестичастный цикл «Поэма Победы» с общим временем звучания сто восемьдесят минут... Уже по этим названиям можно представить себе масштаб скрытого от нас явления. Редакция «РМГ» получила возможность прослушать несколько сочинений из огромного списка (опять же благодаря любезности Севиль Сабитовны, предоставившей нам свою домашнюю фонотеку). Оказалось, что за четверть века в Москве состоялось всего лишь четыре концерта из произведений Караманова. Огромная доля написанного продолжает дожидаться своего часа.
А. В. Григорьева, музыковед: Судьба, безусловно, неестественная. В те годы, когда его музыка могла звучать, но не звучала, Караманов выступал как провозвестник нового будущего — поставангардного мышления: его «космологические» симфонии вроде бы написаны обыкновенным языком, но их воздействующая сила проявляется помимо чисто музыкальной стороны. Этот художник обладает неким Опытом. В его религии много пантеизма, космичности.
Корр.: Нам рассказывали, что Караманов сочиняет не за письменным столом: он уходит за несколько километров от города, на простор, на вольный воздух, поднимается на гору... В давнем интервью с ним Марина Рахманова писала, что он любит наблюдать звездное небо в обсерватории в Крыму, где он живет... В этом есть что-то напоминающее «Гармонию мира» Кеплера, Хиндемита с его «кеплеровскими» идеями...
С.И. Савенко, музыковед : Его симфонии оставляют впечатление позднеромантических поэм. Это та традиционность, которая пришла в музыку после авангарда, и, пожалуй, у Караманова — у одного из первых. Другое дело, что тогда этого никто не мог услышать, поскольку музыка просто не исполнялась.
А.В.Григорьева: Одна из причин затруднений с исполнением — огромные составы оркестра карамановских симфоний. Это циклопические размеры: по масштабности сравнимо с музыкой Рихарда Штрауса, может быть даже превосходит ее. С исполнителями же, как известно, у нас вообще большая проблема. Честь и хвала В.И. Федосееву, который осилил исполнение двух симфоний, и сделал это очень музыкально. По этим симфониям можно судить, что, действительно, наш «неоромантизм» появился у Караманова раньше, чем у других — раньше, например, чем в «Поэтории» Щедрина. А Драматория Караманова написана раньше, чем «Патетическая оратория» Свиридова и отчасти предвосхитила ее — опять-таки, фактом написания, но не исполнения.
Ю. Корев: Если сейчас все сочинения Караманова будут исполнены, может оказаться, что он закрепляет достигнутое в советской музыке, но может оказаться и другое: что его сочинения — это безнадежно устаревшие мамонты. Я не знаю, как это будет сейчас восприниматься, для этого нужно все-таки исполнить достаточно большой ряд сочинений. Честно признаюсь, в ранних сочинениях Караманова меня поразила какая-то эклектическая размазня, банальный романтизм. Это заставило задуматься о наличии внутреннего стержня. Однако сделаем скидку на молодость. В семнадцать–восемнадцать лет редко кто находит основы цельного стиля. Дипломное сочинение — Драматория — произвело очень хорошее впечатление. С ее названием «Владимир Ильич Ленин», она воспринималась тогда совершенно не конъюнктурно: до 1957 года, когда она была закончена, в советской музыке еще не существовало ленинской линии. Именно тогда появились «Песня о Ленине» Холминова и драматория Караманова... Но не думаю, что это предвосхищало ораторию Свиридова. У Георгия Васильевича произведения обычно долго «вылеживаются», и если предвосхищение было, то чисто хронологическое. Все же боюсь, что «белое пятно» Караманова — это несостоявшееся белое пятно. Если эту музыку теперь исполнить, мы рискуем обнаружить, что путь уже пройден другими, что эстетика композитора, с одной стороны, как бы следует «эстетике киномузыки» Гавриила Попова, а с другой стороны, она не опирается на фундамент какой-либо одной национальной культуры, и в ней отсутствует единый стилистический стержень. Однако я вполне допускаю, что мои опасения окажутся напрасными, а оценки — ошибочными, если — опять-таки — мы получим возможность услышать основные произведения, «проверить» их современностью.
Корр: Драматория «Владимир Ильич Ленин» дожидалась своего исполнения двадцать два года (1957–1979)! Я уже не говорю о том, что у такого плодовитого художника не было за все время ни одного авторского концерта в Москве. Только в последние месяцы нашлись энтузиасты, решившие своими силами добиться этого. Я имею в виду профессора В. Горностаеву, которая готовит со своими учениками два фортепианных концерта Караманова, чтобы сыграть их в рамках классного вечера. По предварительным данным, концерт состоится второго ноября сего года в Малом зале консерватории. Он будет посвящен 55-летию со дня рождения композитора, и в нем примут участие пианисты Алексей Ботвинов и Сергей Балаян.
Ю. Буцко: Только после того, как музыка Караманова станет фактом сознания слушателя, ее можно будет критически разбирать и оценивать. Пока она не звучит — критиковать рано (а потом может оказаться поздно!). Мне очевидно одно: это особенный композиторский талант, оригинальный и не подражающий ни одному направлению из тех, которые складываются вокруг него. Человек такой потенции мог сочинить десять опер! Но ему не дали раскрыть и осуществить себя в полной мере. Его потенции не были должным образом замечены, оценены, взяты под защиту...
Корр: Началом знакомства с Карамановым стало для меня телевизионное интервью с А. Шнитке, где тот очень высоко отзывался о своем бывшем однокурснике, который еще тогда, на консерваторской скамье, «дурака валяя», талантливо и легко делал то, над чем приходилось биться остальным. «Если бы в Союзе композиторов отнеслись к нему по-другому, может быть, он и не жил бы сейчас в Симферополе», — эта фраза авторитетного мастера подвигла меня на самостоятельное решение встретиться с Карамановым у него дома в Симферополе и взять интервью для «РМГ». Несколькими месяцами позже туда направился корреспондент «Огонька». Будем считать, что после этих встреч информации о Караманове немного прибавится. Пока что я попытаюсь вкратце изложить его биографию и рассказать о некоторых сочинениях.
Алемдар Сабитович родился в 1934 году в Симферополе. Его отец был турок, мать — русская...
Ю. Корев: ...Это, кстати, не было вполне очевидно тем людям, которые, возможно, способствовали негативной ситуации вокруг Караманова в известные времена, путая его с крымским татарином...
Корр.: ...он с ранних лет обнаружил большие способности к музыке, абсолютный и редкий по качеству слух. Закончив симферопольское музучилище, поступил в Московскую консерваторию, поразив экзаменатора собственной оригинальной транскрипцией симфонии Бетховена, умением передать на рояле краски оркестровой фактуры. Время учебы — с 1953 по 1958 год — совпало с «запретом» на музыку Прокофьева и Шостаковича. «Чтобы взять в библиотеке партитуру Шостаковича, — рассказывает композитор, — надо было получить специальное разрешение ректора...» Как пианист он учился у В. Натансона, как композитор — у С. Богатырева. В аспирантуре «официальным» педагогом Караманова был Д. Кабалевский, однако они не нашли общего языка, и Алемдар ходил на занятия в класс Т. Хренникова, который с тех пор морально поддерживал его и оказывал разностороннюю помощь: ходатайствовал о покупке его симфоний Министерством культуры, содействовал исполнению симфоний.
Вспоминают, что Караманов-пианист также был ярко одарен. Концертировал, играя свои концерты. (Нам удалось послушать запись исполнения им транскрипций своих симфоний.)
Из консерваторских учителей он с благодарностью вспоминает В. Бобровского, М. Чулаки, С. Богатырева, С. Баласаняна. «Безмерную ценность», по его словам, составляло общение с Д. Рогаль-Левицким, знатоком инструментовки. И тогдашний ректор А.В. Свешников также оказал влияние в смысле строгости хорового письма. Караманов учился на одном курсе с А. Немтиным, в будущем известным своей работой по восстановлению «Предварительного действа» Скрябина. Традиции Скрябина, как и всей позднеромантической русской школы, имели для Караманова особое значение. Он считает себя продолжателем линии проблемного симфонизма, идущего еще от Бетховена, в России — через Чайковского, Рахманинова, Скрябина, позже Прокофьева и Шостаковича, на Западе — Малера...
Ю. Корев: Без настоящего знакомства с его музыкой это признание, право же, может быть отнесено на счет какой-то провинциальной гигантомании... Но то, что я слышал, я действительно связал бы с традициями Малера, а также Брукнера и Сибелиуса. Я говорю не о ранних романтических вещах, а о более зрелых, где осталось лучшее — эмоциональная открытость, непосредственность образов... Что касается русской классики, то сейчас очевидно, что эти традиции живы, — например, у Г. В. Свиридова, А. Головина...
Корр.: Но вернемся к Караманову. Его еще студентом пригласил маститый режиссер М. Ромм для работы над фильмом «Обыкновенный фашизм». И позже Караманов писал киномузыку — для пятнадцатисерийной ленты «Стратегия победы» (1985).
В начале шестидесятых годов, во время учебы в аспирантуре, началось увлечение авангардом. Рассказывают, что своими авангардными сочинениями Караманов привлек внимание приехавшего в Москву Луиджи Ноно. В это время написан цикл «Пятнадцать концертных фуг», который музыканты-«авангардисты» и по сей день вспоминают как льющий воду на их мельницу. Однако довольно скоро Караманов отошел от авангарда. «В моих зрелых сочинениях, — рассказывает он, — нет ни одного аккорда, который нельзя было бы проанализировать с точки зрения классической гармонии... Но в свое время я отдал день “шенбергианству”».
Сегодня «Пятнадцать фуг» — наиболее доступный способ познакомиться с музыкой Караманова, поскольку это одна из двух его работ, изданных за все время в Москве. Второе произведение, удостоенное такой чести, — партитура симфонии «Возрожденный из пепла», вышедшая тиражом всего двести двадцать экземпляров, по случаю празднования сорокалетия Победы. И это — все, если не считать «Симфониетту», изданную «Музичной Украiной»...
С 1965 года Караманов живет в Симферополе. Уединение позволило ему целиком сосредоточиться на творчестве, не растрачивая сил на суету. Минимум средств, поступающий от продажи партитур закупочной комиссии Министерства культуры (где они и «похоронены»), достаточен для очень скромного существования музыканта и его семьи. Однако едва ли можно думать, что атмосфера провинциального промышленного города, где нет симфонического оркестра и необходимой культурной среды, поощрительно действует на художника...
Ю. Корев: Он жил оторванно от событий, развивался в вакууме, и приходил к своим открытиям совершенно изнутри... Он вообще принадлежит к тем, кто «вне мира сего». Иллюзорное явление... Повредить или помешать ему, я думаю, было очень нелегко.
Ю. Буцко: Однажды он что-то играл на рояле. Я спросил: «Что ты играешь?» — «Оперу». — «Что за сюжет, на какой текст?» — «Потом сочиню». В нем расходятся реальное и идеальное...
Корр.: Действительно, некоторые музыканты, подписывают слова после того, как сочинена музыка, как бы «задним числом». Так, например, часто делал Глинка. Но на мой вопрос об опере Алемдар Сабитович сказал: «Я не записал ее — оперу, которая осталась во мне... Я не могу писать в стол, когда не звучит моя музыка».
Все же испытать радость от успеха своих сочинений несколько раз ему довелось, хотя все эти «розы» можно пересчитать по пальцам. Одно из таких исполнений — симфонии «Возрожденный из пепла» в 1982 году — по воспоминаниям присутствовавших, завершилось бурными овациями зала. Однако в прессе не появилось ни строчки об этом концерте. Не думаю, что композитор сам должен заниматься «пробиванием» своих произведений в разных инстанциях. Караманову это никогда не было свойственно. Исполнения подобных функций естественней было бы ждать от Союза композиторов, Центра музыкальной информации и пропаганды, секретариата... Но лишь однажды, на одном из композиторских съездов, с горем пополам была сыграна «Весенняя увертюра». И ни на одном пленуме музыке Караманова не нашлось места …
Для Крымского музыкально-драматического театра Караманов написал музыку к спектаклю «Блистающий мир» по А. Грину и мюзикл «Фонтан любви» по поэме А.С. Пушкина «Бахчисарайский фонтан» (в 1982 году состоялась премьера его в Киеве). Оба сочинения несут в себе ярко выраженное гуманистическое начало, они написаны щедрым языком, мелодичны и доступны самой демократической аудитории. «Светозарность», идея победы света над тьмой (в музыкальной системе это соответствует тому, что он называет «поглощением минора») свойственна и более серьезным сочинениям, таким, например, как симфония № 11 «Совершишася». Написанная на тексты Евангелия, она представляет собой, по сути дела, «Страсти». Как и во многих других произведениях, здесь проявляется характерное для композитора единство «светского» и «духовного»: в его мире все духовно, все человечно (и в этом смысле — «светско»). Не случайно Алемдар Сабитович привел в связи с замыслом этой симфонии высказывание Мусоргского: «Художник верит в будущее, ибо живет в нем».
Наряду с симфониями на евангельские темы, Караманов сочиняет, казалось бы, совершенно противоположную по программе симфонию «Америка», посвященную двухсотлетию образования этой страны (1975). Однако на глубинном уровне и здесь он продолжает тему своих евангельских симфоний. Благое чудо — воскресение Христа — сравнимо с чудом рождения целой страны. Разумеется, искать какие бы то ни было конъюнктурные моменты в «Америке» просто смешно! Начать с того, что год написания симфонии совпал с пиком «холодной войны» между нашими странами! Скорее можно говорить об «иглоукалывании миру» посредством искусства (мы используем выражение музыканта-миротворца из США Михи Погачника, о котором «РМГ» рассказала в февральском номере.)
А.В. Григорьева: Караманова никуда не «повернешь» по конъюнктуре. Изломы нашей истории мало сочетаются с его бескомпромиссностью. Она могла многим не нравиться и многих не устраивать. Надо принимать во внимание и резко индивидуальную его психику, и сложный характер...
Корр.: Хочется говорить по существу его музыки, рассматривать чисто художественные ее достоинства, но получается так, что мы вынуждены то и дело возвращаться к причинам «заговора молчания» вокруг Караманова. Вряд ли сегодня стоит строить сомнительные версии о том, кто и почему мешал Караманову и по каким соображениям препятствовал популяризации его творчества. Слишком многие обстоятельства сплелись здесь в плотный и тугой комок. Но не «крик души» или «горечь обиды» остались в памяти после нашей встречи в Симферополе — мне показалось, ему вообще чужды все эти суетные и мелки «страстишки», ложный пафос или личина великомученика. Он сам никогда ничего не требовал и не хлопотал, чтобы добиться каких-то знаков внимания к себе. И сегодня, переживая свою оторванность и выключенность из общехудожественной жизни, он не пойдет просить. Такой уж это человек. Но не гордыня движет им.
Музыка Караманова наверняка вызовет самые разные оценки и мнения. Это естественно. Но прежде всего нужно исполнить ее. И услышать...
«Российская музыкальная газета». 1989 № 7 – 8.
|
